СВЯЗЬ ВРЕМЕН И ПОКОЛЕНИЙ

1.Как повлиял Великий Октябрь на Вашу родословную! Какие социальные завоевания Советской власти больше всего отразились на Вашей судьбе?

2. Какие грани, черты советского образа жизни Вы хотели бы выделить? Что, на Ваш взгляд, отличает советского человека от людей современного Запада?

3. Какие черты в характере и манере поведения наших сов­ременников Вам не нравятся? Что Вы не возьмете с собой в завтрашний день?

4. Назовите один из самых памятных эпизодов в Вашей жизни, когда Вы особенно глубоко почувствовали свою высокую гражданскую принадлежность, ощутили себя патриотом земли родной?

5. Какое место на карте нашей Родины, в Забайкалье Вам особенно памятно и дорого? Почему?

6. К какому идеалу Вы стремитесь — на работе, в личной и общественной жизни?

На вопросы анкеты отвечает народный поэт Бурятии Д.3. Жалсараев

1. Великая Октябрьская революция круто повернула ход истории человечества, вырвав огромную, многомиллионную Россию из капиталистической цепи и направив ее по пути социализма.

Русский народ и вместе с ним все народы, населяющие Рос­сию, обрели подлинную свободу и равенство. В их числе и мой бурятский народ, который более 300 лет назад связал свою судьбу с народом российским, деля с ним все горести и радости большого, сложного исторического пути. И все это, безусловно, не могло не повлиять на судьбу моих предков, на мою родословную и, в конечном счете, на мою судьбу.

Из больших социальных завоеваний Советской власти мне хочется подчеркнуть заботу о человеке, прежде всего о его здоровье, заботу, ставшую одной из важных направлений государ­ственной политики страны. Известна горькая статистика: в дореволюционной Бурятии половина рождавшихся детей, не прожив и года, умирала. Надо прямо сказать: под угрозой находилось само существование бурятского народа.

Вот живой пример. У Жалсарая Зодбоева и его жены Пунсэг, моих приемных родителей, родилось четверо детей, и все четверо умерли в младенческом возрасте. А меня они усыновили уже в советское время, будучи немолодыми. Не случайно у бурят сложилась такая традиция. Семьи, счастливые семьи, имевшие детей, выручали в беде своих бездетных родственников, близких знакомых, хороших земляков, отдавая им на воспитание одного из своих детей. И считали это своим священным долгом. Так, мой родной отец Мижит из своих оставшихся в живых троих детей (а было пятеро) младшего сына, т. е. меня, тогда годовалого, отдал своей старшей сестре Пунсэг, а дочь Дулму — младшей сестре. Самый старший — Дашинима остался у родителей. Таким образом, три родных человека, мы носим три разные фамилии. Но это не мешает нам жить так, как полагается близким, родным людям. Все мы стали, как говорится, людьми, вырастили своих детей, заимели внуков и внучек.

В нашей республике, как и во всей стране, благодаря заботам Коммунистической партии и Советского государства достигнуты впечатляющие, успехи в медицинском обслуживании народа. В частности, сведена почти на нет детская смертность. Есть еще, к сожалению, отдельные случаи, но это, понятно, не по социальным, а сугубо субъективным причинам.

Приятно смотреть сейчас на молодое поколение. Какие здоровые и, я бы еще добавил, красивые люди пошли! Правда, среди них встречаются лица, у которых великолепные внешние данные, к большому сожалению, не всегда соответствуют внутреннему содержанию. Но это уже другой разговор.

Хотелось бы остановиться еще на одном социальном благе нашего общества, которое оказало большое влияние и на мою судьбу. Это работа партии и государства по ликвидации оставшейся в наследство от царизма почти сплошной неграмотности населения, особенно в национальных окраинах, забота о развитии личности.

Помню, как-то по домам улусников, разбросанным по всей нашей долине, неутомимо пошли, как их тогда называли, активисты и стали обучать неграмотных сельчан азам грамоты. Широко была развернута кампания ликбеза — ликвидации безграмотности. Приходили активисты и к моим родителям, занимались обычно по вечерам. Я еще не учился в школе, но с большим интересом прислушивался к домашнему уроку. И как-то так получилось, что раньше родителей я научился премудростям чтения и писания. Потом я уже сам стал ликвидатором неграмотности в нашей семье.

Тогда же я увлекся книгами. Прочитывал все, что попада­ла в мои руки. Читал на бурятском языке для родителей. Как-то незаметно моя «слава» чтеца вышла за пределы семьи, к нам стали приходить соседи, а потом и те, кто жил подальше, с просьбой читать «все, что интересно». Бывало, кто-то найдет новую книжку, идет к нам или же зовет меня домой. Никогда не забуду, как долгими зимними вечерами читал своим одноулусникам такие книги, как «Цыремпил» Хоца Намсараева, «Луна в затмении» и «Отрава от брынзы» Ц. Дона, сказки «Убгэн Жэбжэнэй мэргэн», Харалтул хан» и многое другое, что издавалось небольшими тиражами в те годы.

Все это вместе взятое способствовало тому, что я активно приобщился к литературе, полюбил ее и, будучи школьником, сам начал сочинять стихи. Нельзя, конечно, называть настоящей поэзией те далекие пробы пера, но они остались в моей памяти как первые вспышки моего творческого волнения и вдохновения.

Было первое стихотворение в школьной стенгазете, была первая публикация в армейской, затем в республиканской газете, и, наконец, вышла первая книжка в Улан-Удэ — в 1950 году. С того времени издано более тридцати книг стихотворений и поэм как на бурятском, так и в переводах на русский и другие языки народов Советского Союза.

Перечисляя эти вехи своей творческой судьбы, хочу еще раз подчеркнуть, что советская действительность открывает, неограниченные возможности для совершенствования человека, про­явления всех его способностей и в конечном счете для роста духовного потенциала всего народа. Тому пример — наша Бурятская АССР, где наряду с экономикой интенсивно развиваются культура и наука, литература и искусство.

2. Как самую характерную черту советского образа жизни мне хочется выделить то, что мы называем социальной справедливостью, причем в самом широком смысле этих слов.

Взять хотя бы такие факты, как бесплатное получение образования, бесплатное медицинское обслуживание, твердое пенсион­ное обеспечение при старости... Они для нас стали простыми, обыденными явлениями. Мы их порой не ценим. А ведь не было таких благ в дореволюционной Российской империи. Нет их и сейчас в капиталистическом мире.

А общественные фонды потребления? Сколько нам идет от этого фонда на содержание детей в садах и яслях, санаторно-курортное лечение, пользование общественным транспортом, жильем, очагами культуры, спортивными сооружениями... Рабочие столовые, профилактории, пионерские лагеря — да мало ли таких «невидимых», но вполне ощутимых надбавок к нашей зарплате!

Я уж не говорю о более высоких или о глубинных критериях социальной справедливости, таких, как конституционно гарантированные права человека, советская демократия, действующая во имя человека труда, во имя процветания всего нашего общества. Они хорошо нам известны, эти права. Правда, широко пользуясь ими, мы, чего греха таить, не всегда достойным образом выполняем обязанности свои. Об этом надо говорить во весь го­лос, этого требуют решения XXVII съезда КПСС, требует вре­мя коренной перестройки и ускорения социально-экономического развития страны.

Принципы социальной справедливости заложены в самом существе социалистической системы, они объективны и в целом незыблемы. Но, к сожалению, в определенные годы соблюдение их тормозилось субъективными факторами. Партия, как известно, объявила суровую борьбу таким явлениям.

Советские люди одобряют политику партии и правительства, направленную на то, чтобы дела в стране пошли лучше и быстрее, чтобы каждый член общества вносил весомый личный вклад в развитие страны, чтобы укрепить порядок и дисциплину, искоренить негативные явления, в частности, такие, как пьянство, нетрудовые доходы, разрыв между словом и делом, безответственность и разгильдяйство.

Честный советский человек понимает, что от его труда, отношения к своему делу, сознательности и порядочности зависит жизнь всей страны, всего народа, в том числе и его самого. Ибо он один из хозяев страны, наравне со всеми владеющий всем тем, что есть на земле советской,— средствами производства, материальным и духовным богатством.

В этом и отличие советского человека от людей, воспитанных в мире капитала, в атмосфере буржуазного чистогана. У советского гражданина — государственный, гражданственный подход ко всему, что делается в стране и творится в мире. У настоящего советского человека общее и личное слиты воедино.

3. В характере и манере поведения наших современников не нравится мне безразличие некоторых людей к делам общества. Безразличие ко всему на свете, кроме своей персоны. Безразли­чие и безучастность к людям, даже к ближним, в частности к престарелым родителям. Оно, это безразличие, неминуемо ведет к безответственности в вопросах реализации конкретных задач, в отношениях с людьми.

Возмущает меня — не только, конечно, меня одного — довольно широко развившееся краснобайство. Послушаешь кое-кого, все правильно говорит, ни к одному слову не придерешься, но приглядишься к его практическим делам — увы, солидная дистанция между его словами и поступками. Надо нам почаще прислушиваться к народной мудрости, следовать ей — «меньше слов, больше дела», «сказал — сделай» и т. д.

Не каждому, кто говорит красно, ты верь,

Умеют многие словечками строчить.

Известно, даже мех искусственный теперь

От настоящего — не сразу отличить.

Ну, а насчет того, что не брать с собой в завтрашний день, то могу сказать примерно так: надо отмахнуться решительно, отбросить от себя подальше лень и трусость, равнодушие и бес­страстность, зависть и корыстолюбие, чрезмерную осторожность с одной стороны и шапкозакидательство — с другой. Я, понятно, не говорю уже о более серьезных пороках. Все это, конечно, касается прежде всего молодых людей. А мне уж доживать свой век с тем, что за долгие годы накопилось у меня — тут есть, к счастью, и хорошее и, к сожалению, не очень хорошее...

4. Одним из самых памятных, незабываемых для меня событий считаю момент, когда я впервые встал на охрану государ­ственной границы СССР. Это было в июне 1944 года, мне шел девятнадцатый год. Окончив военное училище, в чине младшего лейтенанта я был назначен помощником начальника пограничной заставы на восточном рубеже нашей страны.

Как сейчас помню день, когда начальник заставы лейтенант Копытов одел на мою голову зеленую фуражку, вручил пистолет, клинок и бинокль, посадил на коня боевого и повел меня вместе с пограничным нарядом на участок границы. Так я вышел в первый свой дозор. Это был для меня волнующий миг.

До этого я много слышал о границе, как и все мои сверстники, зачитывался книгами о пограничниках. Но вот настал час, когда сам оказался часовым Родины, лично ответственным за неприкосновенность ее священных рубежей. Тогда, наверно, и родилось одно из моих самых первых, уже не детских, стихотворений.

Да, впереди была сопредельная сторона, откуда «тысячью дул» ощерилась Квантунская армия милитаристской Японии, затевавшая бесконечные провокации на нашей границе, готовая в любую минуту броситься на СССР. Не забудем, это был 1944 год.

Настал победный сорок пятый. Согласно союзнической договоренности Советский Союз вступил в войну против восточной союзницы фашистской Германии. На пограничные войска была возложена задача вступить первыми на территорию врага и снять японские погранично-полицейские кордоны (заставы).

И вот в ночь с 7 на 8 августа штурмовая группа пограничников, в которую входил и я, переправилась через реку Аргунь и под ураганным огнем противника мощно ударила по вражескому кордону. Кордон, хотя и сопротивлялся отчаянно, был ликвидирован. Тут же пошли вперед главные силы Советской Ар­мии, а мы, пограничники, приступили к выполнению особых за­даний командования.

Эпизоды эти остались для меня самыми памятными, когда особенно чувствуешь свою высокую гражданскую принадлежность, острее ощущаешь себя патриотом своей Отчизны. И сейчас я с гордостью берегу память о своей пограничной юности — знаки «Отличник погранвойск» I и II степеней.

5. На карте нашей Родины, в частности в Забайкалье, мне особенно памятно и дорого родное мое село Додогол, что в доли­не Уды.

Я здесь приобщился к труду. Это случилось рано. Отец долго болел и умер, когда мне было восемь лет. Мать тоже не отличалась здоровьем. Как помню себя, я всегда что-то делал. Кормил, поил домашнюю скотину, убирал навоз, готовил дрова, таскал воду, чай варил, посуду мыл — да мало ли было ежедневных дел по дому! Все домашние «мелочи» лежали на мне. Собственно, все малыши тех лет работали в домашнем хозяйстве. Что-то не помнится, чтобы я сидел сложа руки, скучал без дела. Это вовсе не значит, что я не играл с ребятишками, но все-таки, видимо, всему свое время было.

Подрос, стал учиться. В Додоголе тогда не было школы, нас увезли учиться за 25 километров. Но в каждую субботу мы с ребятами прибегали домой. Я успевал кое в чем помочь матери, а в воскресенье с буханкой хлеба и туеском сметаны шагал обратно в школу.

Летом буквально от первого до последнего дня каникул я, как и все другие ребята села, работал в колхозе. Вначале возил копны для стогования, с десяти лет работал на конных граб­лях, с тринадцати — на конной сенокосилке. Разлилась Уда, наводнением затопило все наши покосы, и колхоз заготавливал корма для скота в труднейших условиях. Мы косили сено в районе станции Кижа, что аж на границе Бурятской АССР и Чи­тинской области. Кончался август, мне надо было в школу. Ко­гда я вернулся в Додогол, пригласили меня в правление колхоза, вручили премию 10 рублей и с почетом — на подводе — отправили в школу. Это было первое в моей жизни общественное поощрение за труд.

Памятен и такой случай. Однажды летом я поехал на мельницу, километров за тридцать от деревни. Смолол свой воз зерна, всю ночь ехал, наутро спускаюсь в долину, заезжаю к знакомым и узнаю — война началась... Это было 22 июня 1941 года.

Мужчины, естественно, ушли защищать Родину. В Додоголе остались женщины, дети, старики. Мобилизованы были и лучшие лошади колхоза. Даже единственная полуторка...

«На вас вся надежда!» — говорили нам, ребятам постарше, наши мамы и деды. Мы стали называться мужчинами. Школу пришлось оставить. Началась серьезная работа. Набивали мо­золи, держась за плуги, пахали весеннее поле, тонкими трясущимися руками поднимали копны на вилы, ставили зароды сена, пошатываясь от усталости, поднимались по крутым лестницам складов «Заготзерно» с мешками зерна для государства, в трескучие зимние морозы заготавливали лес... Множество неотложных дел было в крестьянском хозяйстве в суровые годы военных лет!

Как-то председатель колхоза вызывает меня в контору и говорит: «Мы остались без бухгалтера, езжай на краткосрочные курсы бухгалтеров, ты у нас пограмотнее». Что ж, я поехал, окончил курсы; но работать бухгалтером пришлось недолго (это, наверно, было к лучшему, колхозный учет, где каждый рубль был на счету, не успел запутать). В семнадцать лет меня призвали в армию. Впереди была почти десятилетняя военная служба...

Мое родное село — памятное и дорогое место — дало мне путевку в большую жизнь. А путевка эта — труд. Додогол, старшие додогольцы приобщили меня к труду, привили на всю жизнь,— пусть это не покажется нескромным,— умение трудиться и, если хотите, любовь к труду. Как это помогало в моей дальнейшей жизни — непростой, нелегкой!

А трудиться приходилось много в разных местах, в том чис­ле в партийных и советских органах. Только министром культуры республики проработал 16 лет. И где бы ни служил, я всегда писал, писал стихи и поэмы, статьи и очерки, писал вечерами, даже ночами, в выходные дни, во время отпусков. Можно сказать, работал в две смены. И не могу, конечно, не радоваться, что мой труд, мои в общем-то скромные достижения высоко оценены— я награжден орденами Октябрьской Революции, Отечественной войны II степени, Трудового Красного Знамени, Друж­бы народов, «Знак Почета», тринадцатью боевыми и трудовыми медалями. Мне присвоены почетные звания народного поэта Бурятии, заслуженного работника культуры РСФСР, присуждена Государственная премия Бурятской АССР. Удостоен знака Ми­нистерства культуры СССР «За отличную работу».

...В центре моего родного Додогола стоит обелиск, воздвигнутый в память об односельчанах, геройски павших на фронтах Великой Отечественной. 28 фамилий начертано на обелиске. В каж­дом втором доме Додогола хранится похоронка, желтая, как выцветшая кровь.

Я был на открытии того обелиска, читал стихи, посвященные памяти воинов-земляков. Композитор, народный артист СССР Бау Ямпилов создал по ним ораторию-реквием «У обелиска». Привожу заключительные строки сочинения.

Молодыми, крепкими, меднокожими

Вы остались для нас,

На сибирские кедры похожими,

Как в прощальным час.

Миновали десятилетия.

Я теперь в отцы вам гожусь.

Но как долго б ни прожил на свете я,

Буду младшим, как был,— и горжусь

Тем, что я вашей крови биение

Слышу в сердце своем,

Тем, что вашего я поколения,

Хоть и младший я в нем.

Высшим в жизни считаю отличием —

С вами в общем стоять строю.

Вашим мужеством и величием

Жизнь я мерю свою!

6. На вопрос: «Какому идеалу Вы стремитесь — на работе, в личной и общественной жизни?» можно, конечно, немало порассуждать. Но мне в данном случае не хотелось бы заниматься общими рассуждениями. Идеал — не отвлеченное понятие, а суть жизни, не то, что маячит где-то далеко впереди, а ежедневное, ежечасное требование, как нам надо достойно жить сегодня, завтра, как жили и живут настоящие сыны и дочери человечества.

Мне кажется, в своей жизни, а жизнь прожита немалая, я не делил и не делю идеал на разные составные; такой нужен на работе, другой — в личной жизни, а третий — в общественной,— как, думаю, не делился и я сам: на работе — в одном качестве, дома — в другом и т. д. По моему разумению, не должно быть расчленения для такого высокого всеобъемлющего понятия, как идеал. Смотрю на это просто, как мудро смотрели наши лучшие предки — надо быть Человеком, везде и во всем, всю сознательную жизнь.

Сколько светлых дорог на земле —

Пусть твой копь на каждой из них

След оставит своих предков!

Сколько светлых сердец на земле —

Так оставь же в каждом из них

След поступков добрых и слов!